[raynarhouse]

Немножко с антолда, чтобы не потерять.

Пустота. Холод и пустота вокруг. Всепоглощающая, вязкая, непроглядная пустота, что опутывает и сжимает в своих тисках, словно гигантский спрут. Странная, пугающая, но в то же время удивительно уютная. Серый туман обволакивает тело, не давая пошевелиться, и через эту дымку слышны голоса. Кажется, кто-то кричит. Женский голос… И мужской. Чья-то рука опускается на шею в попытке найти сонную артерию. Скрежет металла, дразнящий, разрывающий душу, и снова чьи-то руки осторожно избавляют от ремней безопасности и бережно приподнимают. Дышать больно… Соленый металлический привкус крови наполняет рот. Воздух. Резко не хватает воздуха. Попытка сделать глубокий вдох, но легкие словно сжимаются до размера грецкого ореха. И эта резкая острая боль в груди, словно в тебя воткнули с десяток ножей разом. Воздух… Сознание снова заволакивает туман, цветной дымкой расползаясь перед глазами и заставляя погрузиться в спасительное забытье.
Ему снился дом. Детство, юность, рождение близняшек, споры с отцом и его пьяные выходки… Яркие картинки сменялись одна за другой, словно в детской игрушке - калейдоскопе, заставляя снова и снова погружаться в воспоминания. Но, что удивительно, они уже не трогали так же, как и раньше. Они казались чем-то чуждым, происходящим с другими людьми, а не с ним. Словно какой-то глупый сериал, собирающий по вечерам у экранов народ, которому наскучила своя тихая и спокойная жизнь, и который желает порыться в чьем-то грязном белье, понаблюдать за чужими скандалами.
Они пропали внезапно, так же резко, как и появились. Растворились в темноте, оставив лишь хрупкую фигурку в футболке и коротких драных шортах. Он видел лишь её спину, но с точностью мог сказать кто это, ведь трудно забыть того, к кому испытывал хоть какие-то чувства. Фигура отдалялась молча, исчезала все в той же темноте. Она даже не собиралась оборачиваться, совсем как в реальности. А он, как и раньше, лишь молча наблюдал, не пытаясь догнать, остановить или хоть что-нибудь крикнуть.
Она испарилась так же, как и картинки до этого, оставляя его одного в странном многоэтажном здании с гладкими серыми стенами. Десятки коридоров, сотни дверей и ни одного окна, ни одной души вокруг. Лишь звенящая тишина, в которой не слышно даже собственного голоса и биения сердца. И липкое, ноющее ощущение, что ты никогда не выберешься отсюда и никогда не увидишь людей. Жуткое, страшное, угнетающее, заставляющее словно в бреду бить кулаками по стенам и просить, умолять выпустить… И лишь тихий зовущий голос, что пробивался сквозь плотную завесу, стал спасительной соломинкой.
Сознание возвращалось не сразу, медленно и урывками, словно на причудливых американских горках: то даст хлебнуть воздуха реальной жизни, то снова погрузится в беспамятство. И когда организм, наконец, решает прекратить эти игры, первым восстанавливается слух. Раз, два, три… Попискивающий рядом монитор, что исправно отмечает сердечный ритм, раздражает и заставляет подняться и выключить его к чертям, но тело все ещё плохо слушается, и больше всего сейчас напоминает набитую ватой мягкую игрушку. Четыре, пять, шесть… Дышать все так же сложно, но уже не из-за боли, а потому что грудь сдавливает жесткий корсет, не дающий ребрам смещаться. И эта проклятая маска. Семь, восемь, девять… Он тянется непослушной ещё рукой, сдирает маску и с наслаждением вдыхает воздух, и только после этого открывает глаза, чтобы осмотреться. Белые потолки, кое-где уже посеревшие, такие же стены, монитор рядом с постелью, стойка с капельницей, трубка от которой спускается вниз, где заканчивается катетером, воткнутым в вену и аккуратно заклеенным пластырем. А вот вторая рука… Молодой человек поворачивает голову и встречается взглядом с взъерошенной и все ещё сонной девушкой.
- Эйли?
Удивление? Да. Недоумение? Опять же, да. Он в растерянности снова оглядывается, пытаясь найти ещё хоть кого-нибудь, кто объяснит, что происходит, и почему она, вот именно эта девушка, а не кто-то другой, находится здесь. н отчаянно мечтал увидеть хоть кого-то из старых приятелей, но вокруг ни души, и даже медсестра не заглядывает в палату, словно специально оставляя их вдвоем.
- Что ты здесь делаешь? – Говорить все ещё трудно, и звуки получаются чуть растянутыми. – Что произошло?
Он отчетливо помнил, как появился порше, помнил ослепляющий свет фар и пронзительный скрип тормозов, но дальше воспоминания обрывались, как старая порванная кинопленка. Словно стерлись из памяти. Авария? Насколько все серьезно? Ещё кто-нибудь пострадал?
- Где машина? – Ёнбэ дернулся было подняться, но тут же опустился назад, запоздало осознавая, что сделать это прямо сейчас не в силах. Перед глазами все начало расплываться, ребра сразу возмутились и отозвались протяжной ноющей болью, а желудок пригрозил тошнотой. Кажется, действие обезболивающего потихоньку заканчивалось, и скоро сломанные кости снова напомнят о себе. Остается только надеяться, что медсестра придет раньше, чем это случится. – С ней все в порядке?
И пусть это немного странный вопрос для того, кто лежит на больничной койке в отделении реанимации, но именно состояние машины его волновало больше своего. Ведь синий ниссан был не просто средством передвижения или повод покрасоваться перед другими, а одним из основных способов заработать так необходимые семье деньги.